Франсин Риверс - Рассвет наступит неизбежно [As Sure as the Dawn]

— Значит, — сказал Атрет, иронично улыбаясь, — если я убью тебя прямо здесь и сейчас, ты веришь, что по–прежнему будешь жить силой твоего Бога?

— Да.

Явно увлекшись, Атрет тут же вынул свой гладий и направил острие на Феофила.

— Наверное, мне стоит проверить твою веру.

— Иногда это стоит сделать, — сказал Феофил, прекрасно зная, что Атрет по–прежнему ненавидит его и не верит ему настолько, что готов его убить.

— Зачем ты провоцируешь его? — обеспокоенно сказала Рицпа Феофилу, испугавшись, что Атрет действительно примет этот вызов. Она посмотрела на холодное лицо германца, и ее сердце тревожно забилось. Повернув Халева к себе, чтобы он не видел, как его отец совершает убийство, она крепко обняла ребенка. — Если ты убьешь Феофила, я заберу сына и вернусь в Рим, — сказала она дрожащим голосом.

— Это мой сын, и те склоны гор ты больше никогда не увидишь, — сказал ей Атрет, и она увидела, как побелела у него рука, сжимающая рукоять оружия.

— Ты хочешь убить и меня? — спросила Рицпа, рассерженная, но не удивленная его упрямством. — Ну что ж, давай, если это тебе доставит радость.

— Не горячись, Рицпа, — спокойно сказал Феофил. — Атрет не причинит тебе никакого зла. Он хочет, чтобы ты была с ним. — Он перевел взгляд на Атрета. — Просто Атрет думает, что ненавидит меня.

Атрет насторожился.

— Я знаю, что ненавижу тебя.

— Потому что я римлянин.

— И не только.

— Он думает, что ты сообщаешь о нас в каждом гарнизоне, мимо которого мы проходим, — сказала Рицпа, и Атрет бросил на нее сверкающий гневом взгляд.

— Если бы это было так, Атрет, тебя бы уже давно схватили, — сказал Феофил, глядя германцу прямо в глаза, поскольку ему нечего было скрывать от этого человека.

— А еще он думает, что ты собираешься разузнать о слабых и сильных сторонах хаттов, — сказала Рицпа.

— Женщина, ты слишком много болтаешь!

— Наверное, тебе не следовало умалчивать о своих подозрениях, — сказал Феофил. — Необходимую информацию я мог бы собрать и где–нибудь еще, и сделал бы это так, что ты ни в чем бы меня не заподозрил. Прости меня, что я не столь догадлив. Я показываю тебе путь в Германию только с одной целью, Атрет. Я хочу принести твоему народу Благую Весть. И Бог призвал меня сделать это любой ценой. Хорошо, если хочешь, больше мы не будем останавливаться в тех местах, где расположены римские гарнизоны.

Сам себе удивившись, Атрет поверил римлянину, но это обстоятельство озадачило его еще больше.

— А где мы будем покупать все необходимое? — спросила Рицпа. — У нас осталось не так много провизии.

— Леса здесь богатые, — сказал Феофил, откинувшись на тюки. — А весна скоро будет в самом разгаре. Так что мы найдем в лесу едва ли не все, что нам нужно.

Атрет внимательно смотрел на него. До Рейна оставалось всего несколько дней пути, но до территории хаттов было еще далеко.

Убрав гладий обратно в ножны, Атрет улегся у костра и стал смотреть на огонь. С убийством Феофила он повременит.

В конце концов, какую жертву он может предложить Тивазу по возвращении домой, как не кровь римского сотника?

29

Когда они дошли до утеса, с которого открывался вид на Рейн, Атрет поднял вверх сжатую в кулак руку и издал такой рык, от которого у Рицпы по спине пробежал холодок. Феофил засмеялся, разделяя радость Атрета.

Они шли на север по обрывистому берегу, но потом свернули в сторону, чтобы не вступать на территорию вангионов, трибосов, неметов и убиев, которые жили по берегам этой реки. На отдых они расположились возле теплых источников, и Рицпа спокойно искупалась вместе с Халевом, пока мужчины охотились. Когда мужчины вернулись, Атрет нес на своих плечах самца косули.

Ночь в германских лесах наступила быстро. Выли волки. В темноте двигались неясные тени. Звуки казались какими–то незнакомыми. Рицпа не могла избавиться от недобрых предчувствий даже с восходом солнца. В этой стране, среди густого леса, путников со всех сторон окружала давящая тьма. У Рицпы было такое ощущение, будто за ними кто–то постоянно следит и бесшумно крадется, идя параллельно с ними и прячась за деревьями.

Прямо над Рицпой на ветку села ворона, и Рицпе показалось, будто она физически ощущает давление темных мыслей и предрассудков. Ведь эта огромная птица прилетела сюда не к добру. Рицпе пришлось заставить себя вспомнить, что глядящая на нее ворона сотворена Богом, как и эти горы, которые отделяют ее от такой знакомой ей цивилизации, или здешние леса, и даже тот воздух, которым она дышит, — все это сотворено Богом и находится в Божьих руках.

О Господи, Боже, земля и все, что на ней, — все это сотворено Тобой. Ты властен над всем, что я вижу, и даже над тем, чего я не вижу. Чего же я тогда боюсь?

— Что случилось? — спросил Атрет, увидев, как она напряжена.

— Не знаю, — ответила Рицпа. Потом она посмотрела на Феофила. — Мне кажется, что нас окружает тень смерти.

Нахмурившись, Атрет огляделся вокруг. Он давно был уверен в том, что женщины обладают даром пророчества и острой интуицией. И чувства Рицпы он не сбросит со счетов только потому, что она из Ефеса.

Все вокруг застыло неподвижно. От нависшей звенящей тишины у Рицпы свело в животе, а сердце забилось сильнее.

Не слышно было даже пения птиц. Не было видно никаких зверей. Все затаилось. Прошло одиннадцать лет, с тех пор как Атрет в последний раз сражался в этих лесах с римлянами, но у него еще были свежи воспоминания, а с ними и понимание обстановки. Эта тишина предупреждала его о том, что произойдет. Он вынул свой гладий и закричал по–германски, назвав себя. Но было слишком поздно, поскольку еще до того, как он успел раскрыть рот, раздался барит. Этот приводящий в ужас воинственный клич доносился из–за деревьев вокруг путников и над ними.

Рицпе показалось, что у нее волосы встали дыбом.

— Что это?

Резкий и прерывистый крик возрастал, становился все громче и раскатистее — воины поднесли свои щиты к лицам, кричали в эти щиты и яростно били по ним. Звук от этого становился просто ужасающим. Приводящим в трепет. Зловещим.

Прислушиваясь к усиливающемуся звуку, Атрет понял, что совершил ошибку, возможно, фатальную ошибку. Они находились в небольшой лощине, совершенно беззащитные.

— Туда! — закричал он Рицпе, подталкивая ее к поваленному дереву. — Спрячься там и не высовывайся!

Потом он вышел на открытую дорогу и поднял руки. В одной из них он держал гладий, а другую сжал в кулак. Стараясь перекричать нападавших, он закричал: